«Дождь и снег в тридцать девятом», Сюн Юйцюнь
1 глава
(1)
На второй день после приезда Тидзуко Такэда облачилась в военную форму и спрятала длинные волосы под каской. Она с грустью посмотрела на реку, переливающуюся в свете утренней зари, и забралась в кабину грузовика вместе с Нобухиро Такэда. Солнечный свет разливался, пробуждая землю.
Отступление прикрывал обшарпанный грузовик. Автомобиль, кряхтя, тронулся с места; Тидзуко и Нобухиро крепко держались за руки. Тидзуко вполоборота смотрела на Нобухиро: на его лицо мазками ложился солнечный свет, а счастливая улыбка — мимолетная, словно заря, — излучала довольство.
Моторы автоколонны загрохотали, и грузовики один за другим выехали из Даваньяна. Их грузовик выкатился на дорогу самым последним, миновал небольшой участок грунтовки на въезде в деревню и оказался на пустоши. Солнце сквозь стекло выплескивалось прямо им в лицо, и все, не отрываясь смотрели, на выпрыгнувший из-за горизонта красный шар, который казался просто гигантским.
Занимался новый день. Совершенно обычный.
Тидзуко приехала из Японии в Китай вместе с так называемым «отрядом участия»[1] и по счастливому совпадению участие ей выпало выражать в Западной воинской части, где служил Нобухиро. Именно об этом она всегда молилась, именно по этой причине вообще вступила в отряд. Приезд Тидзуко пришелся на Праздник Середины осени2. Позавчера поздно ночью она сошла на берег в Туйшаньцзуй и воссоединилась с Нобухиро, но завтра им уже предстояло расстаться, поэтому для Тидзуко сегодняшний день по определению необычный.
Вчера спозаранку Тидзуко услышала, что к дверям примчался раздраженный вестовой. В это время она умывалась и приводила себя в порядок, и резкий голос поверг ее в смятение. Оказалось, их часть с утра получила боевое задание. Командир взвода сообщил, что «выражение участия» отменяется. Он дал Нобухиро Такэда увольнительную на два дня, но, увы, война не позволяет подолгу задерживаться на одном месте, и им придется уехать вместе с войсковой частью.
С приезда Тидзуко не оставляло ощущение, что Нобухиро может внезапно исчезнуть. Это смутное беспокойство подтачивало переполнявшее Тидзуко счастье, как подводное течение, которое в любую минуту может опрокинуть лодку. При мысли о том, что завтра они расстанутся, и возлюбленный снова вступит в бой, о том, что разлука может на самом деле стать вечной, Тидзуко содрогалась от ужаса. Она смотрела на Нобухиро с любовью: и сотни лет не хватило бы наглядеться, даже десяти тысяч лет мало. Она жаждала забрать его с собой домой.
Стоило появиться подобному желанию, и его уже нельзя было обуздать. Тидзуко понимала, что это невозможно, но не могла ничего поделать, такие мысли накатывали, как прибой, сводили с ума, словно цунами. Она отчетливо слышала, как в глубине души говорит себе: «Это не Япония, пусть даже приведут множество причин и доводов, но вести бой на чужой земле всегда нехорошо». Образы из фильмов, которые Тидзуко посмотрела дома, один за другим лопались в душе как мыльные пузыри, слова о «священной войне» казались такой немыслимой ложью, что она перестала в них верить.
По дороге сюда она видела лишь борьбу и ненависть. Жестокость войны лишала спокойного сна. Особенно, когда приходилось спать в чужих постелях, не зная, живы ли их хозяева. Эти люди жили себе тихо и мирно, а из-за войны внезапно лишись дома. Как же горько быть бесприютным… В Китае ум Тидзуко денно и нощно пребывал в смятении.
Солнце поднималось быстро, словно выпущенный на волю воздушный шар, из красного оно стало белым, и яркий свет все сильнее резал глаза. Дул утренний ветерок, солнечные лучи ласкали кожу. Водитель грузовика прищурился. Он был чуть постарше Тидзуко и Нобухиро, на его лице, казалось, застыла улыбка, но непонятно было, то ли он правда улыбается, то ли щурится от солнца. Иногда он специально вытягивал шею, словно бы говоря, что ничего не увидит. Но чем можно заняться в грузовике?
Нобухиро обнимал Тидзуко обеими руками и с силой вдыхал ее запах, словно хотел запомнить навеки. Сердце его бешено колотилось, и Тидзуко чувствовала это учащенное сердцебиение. Она не знала, насколько глубока печаль, читавшая в больших темных глазах. Нобухиро напоминал больного малярией, его тело снова и снова сводило судорогой от озноба, он мысленно подсчитывал оставшееся время: совсем скоро Тидзуко исчезнет. Изнутри его пожирала тоска. Приезд любимой наоборот сделал его существование еще более трагичным.
Автоколонна сначала двигалась на юг, потом повернула на юго-восток, а на красных песчаных холмах дороги и вовсе не было. Местные жители уничтожили все дороги, и сейчас машины ехали по следам от танковых гусениц, и лишь в некоторых местах дорогу разравняли инженерные войска и китайцы-кули3. По слухам, их сгоняли силой из провинции Хубэй, среди местных тягловых крестьян собрать не удалось. Грузовик покачивался из стороны в сторону. Водителю особо некогда было следить за происходящим в кабине, он пристально смотрел на дорогу, чтобы не наехать на кочку и не забуксовать.
Время от времени доносились звуки стрельбы. Тидзуко тут же выглядывала в окно, а Нобухиро беззаботно успокаивал ее:
— Это ерунда! Не бойся! Пока что стреляют далеко от нас.
Тидзуко прислушалась и смутно услышала чьи-то крики. Кричали китайцы. От звуков знакомого, но чужого ей языка становилось страшно. Она крепче обняла Нобухиро за талию.
Грузовик вскарабкался на маленький холм, дважды грохотнул, потом заскрежетал и внезапно заглох. Водитель приподнялся, достал железный ящик с инструментами, выудил какие-то детали и, выпрыгивая из кабины, сказал Нобухиро:
— Кое-что сломалось! Подождите немного, сейчас починю.
Водитель залез под капот, и теперь из кабины его не было видно.
Автоколонна впереди вывернула со склона и снова показалась на возвышенности, а потом пропала из виду, постепенно стих и рокот моторов. Внезапно со всех сторон их окутала мертвая тишина. Все навострили уши. Казалось, можно было даже расслышать, как прыгает полевой воробей, но до них доносилось лишь завывание ветра да шелест раздуваемой им листвы. Тидзуко увидела, как трепещут листья камфорного дерева, и несколько листьев стремительно кружатся, словно попали в водоворот.
Двое рядовых, ехавших в кузове, спрыгнули на землю и пошли узнать у водителя, сколько времени потребуется на ремонт. Судя по виду, они были несколько обеспокоены случившимся.
Тидзуко вцепилась в плечи Нобухиро. Она внезапно осознала, что земля, простиравшаяся перед ней, была незнакомой: невысокие холмы и голая красная почва, увешанные гроздьями зеленовато-желтых плодов мелии4, большие камфарные деревья по обе стороны от дороги, увядшие листья лотоса в пруду поодаль, жухлая дикая трава, сосновые и бамбуковые рощи на склоне — все это было таким чужим, что резало глаза, будто яркий свет. Впервые у Тидзуко появилось ощущение, что она в другой стране. Захотелось одного — оказаться дома в Хидзи5. Наконец она не выдержала и сказала Нобухиро:
— Давай вернемся!
Нобухиро успокоил ее:
— Не надо бояться. У меня тоже так было, когда я только-только приехал сюда. Ничего.
Время тянулось бесконечно. Их части уже и след простыл. Водитель несколько раз попытался завести грузовик, но безуспешно. В этот момент снова раздались выстрелы, но стреляли уже с обеих сторон на холмах. Нобухиро силой заставил Тидзуко пригнуть голову и велел:
— Пригнись! Не двигайся! Пока я не позову — из грузовика не вылезай!
Он схватил винтовку и выпрыгнул из кабины, а Тидзуко крикнула вслед:
— Будь осторожен!
Бам, бам, бам! — стреляли уже рядом с грузовиком. Нобухиро и его сослуживцы отстреливались из кузова. Дзынь, дзынь! — пули попали в дверь кабины. Нобухиро закричал:
— За деревом! Быстрее! Он за деревом!
И снова началась стрельба.
Тидзуко задрожала всем телом; ужас окатил с головы до ног, будто ледяная жижа, кровь застыла в жилах, она резко опустила голову и зажала ее между коленей. Тидзуко и представить не могла, что настолько труслива. Мысли в голове метались, но в то же время в ней словно бы было пусто. Пули громко стучали по двери кабины грузовика, казалось, совсем рядом с ней. Кто-то из солдат крикнул:
— Я ранен!
Кто-то выскочил из кузова. Раздался выстрел — и что-то тяжело упало.
Пальба стала реже, а потом снова — бам! бам!
Наконец вокруг снова стало тихо, время словно бы остановилось.
Тидзуко была как в тумане, казалось, что силы истощились до капли, и она, словно пушинка, выскользнула из кабины. Из машины ей велел выйти не Нобухиро, а какой-то китаеза. Вокруг были лишь чужие лица, китайцы буравили ее взглядами, дула их ружей целились Тидзуко в голову, но никто не произносил ни слова. В глазах китаез горело пламя смертельной ненависти.
Она увидела Нобухиро, распластавшегося на земле около колеса, на спине расплывались кровавые пятна. Он не двигался. Тидзуко упала рядом с ним на колени, вытащила из его рук винтовку и отбросила в сторону — она терпеть не могла оружие. Тидзуко обняла обмякшее тело и перевернула на спину. Обожженное солнцем бронзовое лицо внезапно стало таким бледным, глаза закрыты, а рот приоткрылся, обнажая такие знакомые слегка выпирающие клыки. Казалось, Нобухиро заснул на полуслове.
Тидзуко рукавом куртки осторожно вытерла пыль с его лица. Как так получилось, что в мгновение ока он вдруг приобрел такой облик? Она не могла ни о чем думать, в голове словно бы сгустилась непроглядная тьма, в какой-то момент все предметы перед глазами исчезли. Хотелось плакать, но слез не было. Кто-то снял с Тидзуко каску, и ее волосы рассыпались по груди. Она закрыла лицо Нобухиро своими волосами, чтобы он понял, какая же у него любящая жена: приехала из далекого дома и не бросит его.
В этот раз мужу можно будет с ней уехать. Тидзуко губами стирала кровь и одновременно искала вату и бинты, которые Нобухиро носил с собой, готовясь к такой минуте. Нужно заткнуть пулевое отверстие, из которого вытекает кровь. Тидзуко остановила кровотечение и перебинтовала рану. Она прильнула губами к уху мужа и тихонько прошептала: «Нобухиро, поехали домой…».
[1] Во время японо-китайской войны японцы (чаще женщины) вступали в ряды «отрядов участия», чтобы поддержать своих бойцов. [2] Один из самых популярных традиционных праздников народов Восточной и Юго-Восточной Азии, широко отмечается в Китае, отмечается на 15-й день восьмого месяца по лунному календарю. [3] Так обычно называли в европейских странах неквалифицированных азиатских рабочих. [4] Древесное растение, произрастающее в странах Южной и Юго-Восточной Азии. [5] Поселок в Японии на острове Кюсю.
