«Драгоценная нить» Букинист

«Драгоценная нить»

В книге представлены переводы японской женской лирики, начиная с древнейших времен и кончая двадцатым веком. Эта поэзия имеет свои особенности, она развивается в несколько ином русле, чем мужская, хотя бы потому, что женщины пишут иначе, чем мужчины, они в массе своей более эмоциональны, кроме того, они вовлекают в поэтический обиход темы и образы, которых нет в «мужской» поэзии.

Составление, перевод с японского и примечания
Т. Л. Соколовой-Делюсиной

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Женская поэзия Японии

Предлагая читателям переводы японской женской лирики,
начиная с древнейших времен и кончая двадцатым веком,
я не руководствуюсь феминистическими соображениями, от-
нюдь, просто та роль, которую сыграли женщины в японской
литературе, настолько велика и настолько своеобразна, что
мне захотелось собрать воедино то лучшее, что создано ими
в поэзии на протяжении многих веков.

Возможно, дерзко было браться за подобный труд, но меня отчасти

оправдывает любовь к японской поэзии и то восхищение, которое я

испытываю перед этими женщинами, очень часто безымянными,
но сумевшими оставить свой голос в этом мире, «тепло своего
дыхания на стеклах вечности».

Между ними словно тянется
незримая нить — каждая нанизывала на нее свою бусину,
которая, с одной стороны, была соразмерна предыдущим,
а с другой — заставляла сверкать по-новому все ожерелье.

Эта преемственность и острое ощущение связанности всех
звеньев единой цепи, при неповторимости каждого отдельно-
го звена — одна из наиболее привлекательных особенностей
японской поэзии.

Поэтесса начала XX века Акико Ёсано называла жившую в VIII веке

Саканоуэ-но ирацумэ своей старшей сестрой, а ее знаменитое стихотворение о «спутанных волосах» построено на образе из стихотворения Идзуми Сикибу,
поэтессы XI века.

Да и популярные современные поэтессы
при всей своей экстравагантности не пренебрегают приемами
и образами классической поэзии.

Так сложилось, что в Японии женщины изначально

участвовали в литературном процессе наравне с мужчинами, при-
чем не только в поэзии, но и в прозе, которая вообще создана
женщинами. Для древних японских поэтесс стихотворчество было
не столько способом самовыражения, сколько способом
общения с внешним миром, они стремились воздействовать
на мир, подчинить его слову.  Как правило, у стихотворения есть конкретный адресат, оно является своеобразным посланием, рассчитанным на отклик.

Для поэтесс V–VIII веков, чьи стихотворения вошли в первую японскую поэтическую антологию «Манъёсю» («Мириады листьев»), такими адресатами
был весь окружающий мир — они обращались к ветру, облакам,
птицам, людям, надеясь добиться определенного результата —
чтобы ветер перестал дуть и позволил любимому благополучно
добраться до дома, чтобы тучи рассеялись и открыли взору
прекрасную вершину горы, чтобы сердце любимого загорелось
ответным чувством… Их отличает повышенная эмоциональная
напористость, страстность.

Большинство стихов, вписываясь в строго заданную
форму пятистишия, вместе с тем подчинены разговорной
интонации, словесная усложненность, ежели она имеется,
является не столько формальным риторическим приемом,
сколько преследует опять же вполне определенную конкретную
цель — сделать зов, обращенный все равно к кому или к чему —
к человеку, к природе, — более действенным.

Если поэтессы эпохи «Манъёсю» стремились словом воз-
действовать на весь окружающий их мир, то примерно с IX века
стихотворчество начинает преследовать более узкие цели —
поэзия становится одним из основных посредников в любви.

Умение правильно сложить пятистишие было совершенно
необходимо на каждом этапе любовных отношений. При-
том что женщина почти никогда не показывалась мужчине,
о ее достоинствах судили в основном по ее поэтическому
дарованию.

Непосредственность и страстность, характерные для поэтесс V–VIII веков, сменяются изысканной изощренностью, продиктованной необходимостью выразить подобающие тому или иному случаю чувства и по возможности зашифровать их так, чтобы они были понятны одному конкретному адресату.

Существовал некий этикет, то есть определенные правила,
диктовавшие, какое именно чувство должно быть выражено
в тот или иной момент и каким именно образом на него следует
откликнуться.

Ну, к примеру, когда мужчина говорил о том, как
он страдает, не имея возможности встретиться с любимой,
женщине полагалось усомниться в его чувствах и выставить
страдающей стороной себя.

При этом следовало использовать
определенные образы, взятые из мира природы, которые слу-
жили символами для обозначения тех или иных чувств.

Этим правилам подчинены пятистишия даже такой страстной по-
этессы, как Идзуми Сикибу (хотя иногда ее эмоциональность
берет верх над требованиями этикета).

Только в творчестве поэтесс более позднего периода,
начиная примерно с XII века, таких как Кэнрэймонъин-но
укё-но дайбу или Эйфукумонъин, усложненность и зашиф-
рованность поэтических образов уступает место простоте
и ясности, природа постепенно перестает быть тем арсеналом,
из которого черпаются образы, необходимые для передачи
того или иного чувства, а становится самоценным объектом
изображения.

Соответственно возникают и новые поэтические образы: например, в одном из стихотворений Эйфукумонъин появляется ворона — образ немыслимый в более
ранней поэзии.

В XIV–XIX века на первый план выходит поэзия рэнга —
сначала классическая, потом «шуточная» (хайкай-но рэнга),
и соответственно трехстишия-хокку (прообраз современных
хайку).

Эта поэзия создавалась преимущественно в мужской
среде, но история сохранила и несколько женских имен — Дэн
Сутэдзё, Сиба Сономэ, Тиёдзё и др.

В конце XIX — начале XX века развернулось движение
за обновление традиционных форм классической японской
поэзии, возникли современное пятистишие-танка и современ-
ное трехстишие-хайку. И женщины приняли самое активное
участие в этом движении.

В настоящее время женская поэзия в Японии — явление
общепризнанное. Эта поэзия имеет свои особенности, в об-
щем, она развивается в несколько ином русле, чем мужская,
хотя бы потому, что женщины пишут иначе, чем мужчины, они
в массе своей более эмоциональны (возможно, японские жен-
щины, немногословные в повседневной жизни, привыкли рас-
сматривать литературу, и особенно поэзию, как отдушину для
выражения своих затаенных мыслей и ощущений), кроме того
они вовлекают в поэтический обиход темы и образы, которых
нет в «мужской» поэзии.

Подбирая стихотворения для этого сборника, я руководствовалась прежде всего субъективными соображениями, мне хотелось собрать воедино те стихи, которые затронули меня в разные периоды уже более чем тридцатилетнего общения с японской литературой.

 

Т. Л. Соколова-Делюсина