«Я буду скучать», Ким Эран
Пролог
Я появился на свет, когда моим родителям было по семнадцать лет.
В этом году семнадцать исполнилось мне.
Никто не знает, доживу ли я до восемнадцати.
Будущее скрыто от всех.
Я знаю только, что мне осталось не много времени на этом свете.
Дети растут быстро.
А я быстро старею.
Для меня час — как день, а месяц — как год для других.
Я очень стар, хотя мой отец еще очень молод.
Глядя на меня, отец может видеть, как он будет выглядеть в свои восемьдесят.
А я вижу, каким был бы в тридцать четыре, если бы был здоров.
Еще не наступившее будущее и прошлое, которого не было, смотрят друг на друга.
И спрашивают:
— Подходит ли семнадцатилетний возраст для отцовства?
— Подходит ли тридцатичетырехлетний возраст для потери ребенка?
Отец спрашивает меня:
— Кем бы ты хотел быть, если бы родился здоровым?
— Отцом. Я хотел бы быть отцом, — взволнованно отвечаю я.
Отец очень удивлен, а я тихо объясняю:
— Да. Я хотел бы стать отцом и родить самого себя. Чтобы понять тебя.
Отец плачет.
Это история о самых юных родителях и их старом ребенке.
Глава первая
1
Каждая мысль, как ураган, поднимает в моей голове, похожей на картотеку, в которой слова высушены, как рыбки на морском берегу, и сложены так, чтобы занимать как можно меньше места, маленькие вихри. Мое воображение рисует предметы и явления, названия которых я узнал первыми в своем далеком детстве. Это снег, вечер, дерево, земля... И, конечно, «я», кем я и являюсь. Эти слова я сначала научился произносить, а через некоторое время и складывать из букв. К моему удивлению, я до сих пор помню свои первые слова.
Тогда, в глубоком детстве, я собирал эти слова-рыбки целыми днями. Мама, что это? А это что? Своими вопросами я никому не давал покоя. Новые слова казались такими невесомыми, что разлетались и никак не могли прикрепиться к предмету. Я спрашивал одно и то же множество раз, словно не спрашивал об этом уже и вчера, и позавчера. Когда я указывал на что-то пальцем, с губ моих родных срывались и со звоном падали незнакомые слова. Своими вопросами я вызывал этот звон, похожий на звон колокольчика «музыка ветра», колеблющегося на ветру. Мои «что это» мне нравились даже больше, чем ответы на мои бесчисленные вопросы.
Дождь — это дождь, день — это день, лето — это лето... Я очень многое узнал до настоящего момента. В картотеке моих слов есть часто и редко употребляемые. Некоторые из слов пускали свои корни, некоторые разлетались, как легкие семена неведомых растений. Мне казалось, что я стану хозяином лета, если назову его летом, и я множество раз повторял это слово. Земля, дерево и, конечно, «я»... Новые слова срывал с моих губ легкий ветерок, и они образовывали вокруг меня кокон размером с мой мир.
Сейчас я имею в своем распоряжении все слова, необходимые для жизни. Остается представить реальное семантическое поле, связанное с каждым словом. Например, когда я произношу слово «ветер», я должен четко представлять, что это понятие имеет не четыре стороны света, а бесконечное множество. Когда имею дело с понятием «предательство», я понимаю, что оно поведет меня за тенью креста, становящейся все длиннее и длиннее в лучах заходящего солнца. Когда обращаюсь к кому-то на «вы», вижу скрытую глубину и ширину расселины в ледяной глыбе. Это одно из самых трудных дел в мире для меня. Ведь ветер дул всегда и всегда будет дуть. Когда я думал об этом, я чувствовал себя древним, словно никогда не был молодым. Слова, наверное, такие же старые, как я.
Я познакомился с этим миром и с первыми словами в маленьком городке в горах у чистого родника с холодной водой. Там, где ручей разливался на несколько ручейков, а затем снова соединялся, я узнал, как меня зовут, научился ходить и писать свое имя. Чтобы из своего лепета составлять связные предложения, мне понадобилось три года. Столько же времени мои родители сидели на шее родителей мамы. Жители нашего местечка жили натуральным хозяйством, сами выращивали то, что им нужно, и все делали своими руками. Следовательно, я впитывал и слова, связанные с нашим бытом. А у моего двоюродного брата первым словом было «Эл Джи», потому что все свое время он проводил у телевизора. В какой-то период решили, что у меня задержка речи, и родители были очень обеспокоены этим. Мать нервничала и спрашивала совета у стариков. Отец на это возражал, что дети самые прелестные в то время, когда еще не разговаривают, и спокойно отправлялся на свою работу. Он работал подсобным рабочим на стройке туристического комплекса «Дэхо» недалеко от нашего дома. Мой дед, отец мамы, обладал предпринимательской хваткой и для рабочих, хлынувших на эту стройку, построил на своей земле дом. Дом из железобетона с шиферной крышей оказался холодным. В этом маленьком домишке было четыре квартиры, одну из которых занимала наша семья, состоящая из трех членов: моих родителей, которым тогда не было еще и двадцати, и их сына — меня. Квартирка была маленькой и неудобной, она была тесна даже для такой небольшой семьи, как наша, но родители мало того что не платили за нее, бабушка с дедушкой еще и оплачивали все наши расходы, так что на тесноту никто не жаловался.
У бабушки было шестеро детей: пять сыновей и одна дочь — моя мама. Как-то раз я спросил мать: «Как при таких плохих отношениях бабушка с дедом умудрились родить столько детей?» Видно было, как маме стало неловко, она замялась. Но все-таки ответила: «Тебе это тоже непонятно? Для меня это всегда было загадкой, и когда я спросила об этом у бабушки, она ответила, что они занимались любовью с дедом очень редко, но каждый раз, как прорастают зерна фасоли в иссушенной земле, она беременела». Так как моя мама в семье была единственной девочкой, ее звали принцессой. Точнее, «принцессой с поганым ртом», так как она материлась как оторва, научившись этому у своих братьев. У очень красивой девочки было такое безобразное прозвище. Представьте хорошенькую малышку, бесстрашно гуляющую в одиночестве по всему району и громко матерящуюся. С такой любопытно было бы пообщаться. Сейчас мама гораздо мягче, чем была тогда, она поняла, что не все в жизни можно решить руганью. Но кое-что от той девочки в ней иногда проглядывает. Перемены в ней происходили тогда, когда ее, например, отчислили из школы, потому что она залетела (тогда моего отца чуть не убили мамины братья); когда молоденькие клиентки в ресторане, где она работала, устраивали скандалы, а ей приходилось сдерживаться; когда она получила счет из роддома и не могла представить, как его оплатить.
Моему деду, маминому отцу, будущий зять не понравился с самого начала. Главная причина, что этот молокосос, каким считал его дед, мало того что вторгся в их семью, но и посадил им на шею еще и ребенка, то есть меня. Вторая причина: у отца не было никакой специальности, а значит, и работы, хотя он уже был главой семьи и обязан был ее содержать. Непонятно, какой специальности ожидал дед от семнадцатилетнего мальчишки, еще не окончившего школу? При знакомстве дед спросил его с недовольным видом:
— Делать детей — это единственное, на что ты способен?
Их знакомство произошло после грозы с громом и молнией, разразившейся в семье, когда родители узнали о беременности своей несовершеннолетней дочери. Крику и слез было много. Мой молодой отец сидел на полу, поджав ноги:
— Я занимаюсь тхэквондо.
Дед недовольно крякнул. Действительно, отец в то время учился в самой крупной в нашей провинции спортивной школе и делал в тхэквондо большие успехи. Отец не понял, чем так недоволен его тесть, и предложил:
— Хотите покажу, что я умею?
Дед вполне мог подумать, что отец собирается показать ему пару приемов, но ответил как ни в чем не бывало:
— Значит, ты собираешься кормить свою семью кулаками?
— Знаете, после окончания школы я хочу преподавать тхэквондо где-нибудь в спортивном клубе...
При этом отец не знал, есть ли у него шанс вернуться в свою школу. Уже не надеясь ни на что, дед спросил еще раз:
— Что еще ты умеешь делать?
Мысли вихрем завертелись в голове отца: «Еще я могу подраться на улице. Но если отвечу так, то получу, пожалуй, подзатыльник от тестя... Еще умею ругаться с учителями. У меня это очень хорошо получается...» Он понял, что ни один из этих ответов деда не устроит. «Что ответить? Что я умею действительно?»
Отец сжал руками голову, мучительно соображая, что сказать. В конце концов он промямлил:
— Я не знаю, отец.
Через некоторое время он понял, что не способен ни на что, и лучше всего у него получается ничего не делать.
После того как отец вышел из комнаты, дед иронично воскликнул:
— Зато он умеет делать детей! К сожалению, это единственное, на что он способен.
Бабушка, всю жизнь боявшаяся ему перечить и осмелевшая с возрастом, недовольно пробормотала:
— Для этого тоже нужны способности.
Мать, с волосами, зачесанными на косой пробор, молча сидела с надутым видом. Дед больше был разочарован не ее поведением, а тем, что она выбрала себе недостойного мужчину.
— Разочаровывает не то, что он гол как сокол, а то, что не умеет даже пыль в глаза пустить. Он слишком наивен.
Но дед тогда не до конца понял моего отца. Действительно, отец наивный, но при этом он безрассудный и способен впутываться в неприятные истории. То есть выходило, что он опасный дурак. Именно по этой причине в день свадьбы отец подрался с ведущим церемонии, а потом бросил свою невесту и гулял весь вечер с друзьями, как герой одного из рассказов книги «Истории жителей деревни Чильмаче». По этой же причине он, пытаясь заняться бизнесом, полностью полагался на своих друзей и всегда терпел неудачу. Теперь понятно, почему на мой вопрос о его девизе в жизни он ответил: «Главное в жизни — надежные друзья». Он даже повесил это китайское изречение в рамке в нашей квартире. Его он купил у старика-каллиграфа в сувенирном магазине в буддийском монастыре Пульгукса, куда ездил с друзьями. А мать частенько издевалась над отцом, закрывая два китайских иероглифа из четырех, из-за чего по-корейски это читалось как «дурак». Со стороны могло показаться, что она относится к своему мужу без уважения. У нее плохое образование, и она понимает китайское изречение «Родители должны прощать своих детей, а дети должны уважать своих родителей» как «Дружи только с обеспеченными людьми», так что отцовское изречение она вполне могла не понимать.
Дед велел отцу окончить школу. Была большая вероятность того, что отца отчислят, и дед советовал ему поступить в другую школу, где будет легче учиться и получить аттестат. Дедушка даже предложил поговорить с директором. Но речь идет о совсем маленьком городке, где слухи распространяются очень быстро, и отца никуда не взяли. Все школы отказались его принять, боясь плохого влияния на учеников и того, что он может испортить репутацию школы. Гордость деда, считающего себя человеком влиятельным в нашем городе, была задета. Оставалось устроить своего зятя на стройку. Дед серьезно поговорил с моим отцом, пытаясь объяснить ему, что мир не прост, что теперь он глава семьи, что мужчина должен чувствовать ответственность за семью и уметь зарабатывать. Тесть совсем не хотел помочь этими советами своему зятю, он просто хотел отомстить мальчишке за то, что он испортил его дочь. При этом дед настойчиво заставлял заниматься отца каждую свободную минуту после работы и экстерном сдать экзамены на получение аттестата. «Днем работать, ночью учиться», как гласит еще одна китайская пословица. Отец был из небогатой семьи, и ему с мамой и мной пришлось полностью зависеть от родителей его жены.
В то время муниципальные власти решили построить в нашем городке большой парк развлечений, главным проектом которого была дамба, чтобы по образовавшемуся озеру могли плавать прогулочные кораблики. В недалеком будущем несколько районов городка должны были исчезнуть, включая и район, где жили мы. На стройке к отцу насмешливо обращались «Хан собан» (у отца была фамилия Хан, и «Хан собан» означало «женатый Хан», но звучало при этом очень двусмысленно, на слух воспринималось как «похотливый муж»). Мужчины утешали его: «Ничего, у тебя все получится. В нашей местности женатые мужчины — взрослые мужчины, независимо от того, сколько им лет». Но в то же время украдкой хихикали: «В семье Чхе появился непутевый зять». Первое время отцу нравилась работа на стройке. Мужики на стройке были простые, темы разговоров житейские, какие-то деньги он зарабатывал и мог хоть что-то приносить в семью, физический труд он считал полезным. К тому же на работе никто не отрабатывал на нем приемы борьбы, как было в спортивной школе. Ему нравилось вкалывать наравне со взрослыми работягами до такой степени, что иногда чувства переполняли его, ему хотелось подняться на холм возле стройки и заорать от восторга во всю мочь. Но потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, насколько мучительно зарабатываются деньги тяжелым физическим трудом.
О том, что его девушка забеременела, отец узнал в небольшой кофейне в их городке. Кофейня находилась возле автостанции, и основными посетителями в ней были школьники старших классов. К тому времени мою мать уже несколько раз друзья знакомили с парнями. Один из них был байкером и учился в сельскохозяйственном училище. Как-то раз он приехал под окна ее школы на мотоцикле и, нарезая круги по спортивной площадке, поднимая песок и ставя мотоцикл на заднее колесо, во весь голос орал: «Мира, я люблю тебя!» — чем привел ее в смущение. После этого в учительскую вызвали всех девочек с этим именем, Миру Ким, Миру Пак, Миру Чхе, и провели с ними беседу.
Как обычно бывало, сначала мальчики и девочки общались в кафе, потом шли всей компанией в клуб караоке. Маме были интересны мальчики, которые в кафе вели себя тихо и скромно, но в караоке вдруг проявляли активность. Мальчишки из сельскохозяйственного и технического училищ сдвигали в сторону столы и танцевали хип-хоп и брейк-данс под рэп Со Тхеджи или группы «DEUX». В темном, пахнущем плесенью помещении звучало: «Я должен быть смел, чтобы ты обратила на меня внимание» или «Время не остановить! Йо!» Девочки пели первые строчки какой-нибудь романтической песенки и клали микрофон на стол, тогда мальчик, которому эта девочка нравилась, брал микрофон со стола и продолжал эту песню, такая была игра. Мальчикам нравилась моя красавица мама, которая к тому же обладала очень приятным голосом. Нередко бывало так, что к микрофону, который положила мама, кидалось сразу несколько мальчиков. В их районе было пять средних образовательных учреждений, и матери казалось, что мальчики из сельскохозяйственного и технического училищ были щедрее и забавнее, чем мальчишки из гуманитарной школы. Зато у мальчиков из гуманитарной школы было какое-то чувство собственного достоинства, что казалось ей привлекательным. До отца мама не была знакома с кем-либо из спортивной школы. К тому же с ним она познакомилась не в кафе, что было необычно. Маме показалось, что отец обладает достоинствами и мальчишек из училищ, и мальчишек из гуманитарной школы. У него были способности к спорту и при этом какая-то наивность и неуверенность.
Их серьезный разговор состоялся в малолюдной кофейне. Оба уже переоделись и были не в школьной форме. Как только вошел, папа сразу обратил внимание на довольное и уверенное выражение маминого лица. Он занервничал: неужели она опять хочет с ним расстаться? Ему не нравилась эта кофейня. Папа никогда не мог понять девчонок, которые берут какой-нибудь напиток и сидят с ним по два-три часа. Ему здесь не хватало воздуха. За время, пока они не виделись, Чхе Мира изменилась и, похоже, повзрослела. Мама после каждого глотка лимонада облизывала губы, и отец следом за ней машинально так же облизывал свои сухие губы. Наконец, словно на что-то решившись, мать сказала:
— Дэсу, иди-ка сюда.
— Что такое?
— Иди сюда, тебе говорят!
Отец приблизил свое ухо к губам мамы. Прикрыв ладошкой рот, мама зашептала прямо в его ухо. Волоски в его ухе зашевелились. Пока она что-то шептала, он не мог сосредоточиться на ее словах, ему было приятно прикосновение ее губ к уху. Но, поняв, о чем она шепчет, он побледнел:
— Неужели нельзя было предупредить об этом заранее? — закричал он.
Все сидящие в кафе обернулись на его крик.
— Вот дерьмо! Ты чего так орешь? Ненавижу, когда на меня орут! — разозлившись, крикнула мать.
Несколько месяцев назад, заполняя в школе анкету, в графе «хобби» он написал — компромисс, в графе «способности» он тоже написал — компромисс. За это его тогда здорово отчитали в учительской. Но на этот раз он тоже сразу извинился:
— Прости меня, пожалуйста.
И они стали ломать свои семнадцатилетние головы над вопросом: что делать? Но никакого выхода они найти не смогли. За соседними столами сидели подростки и курили с довольными и гордыми физиономиями. Отец повертел маленький яркий зонтик в десерте и пробормотал:
— Знаешь, Мира, я...
И он начал перечислять свои недостатки и уверять, что он недостоин быть отцом будущего ребенка. Он слишком беден, Мира очень быстро разочаруется в нем, ее родители не примут такого зятя, в его роду очень много случаев заболевания раком... Мама слушала не перебивая, и, когда он выговорился, она сказала:
— Дэсу!
— Да?
— Знаешь, что такое мимикрия у насекомых? Когда насекомое может притвориться птичьей какашкой, чтобы его не склевали птицы.
— И что ты хочешь сказать?
— Ты похож на такое насекомое.
Экономическое положение городка резко улучшилось, будто ему поставили капельницу с питательным раствором. В городе, в котором царила смертная скука, вдруг появились экскаваторы, бетономешалки, самосвалы, производящие шум и поднимающие клубы пыли. Строительная компания «N» раздавала в школах канцелярские товары в красивых пакетах со своей рекламой. В пакетах были ручки, карандаши-корректоры, цветная бумага для заметок, автоматические карандаши с запасными грифелями. Похоже, эта строительная компания не обошла своими подарками ни одного школьника в городке и его окрестностях. Взрослых жителей города компания тоже одарила, им достались средства для мытья посуды и стиральный порошок. При этом все понимали, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
Как-то к матери подошла ее школьная подруга Хан Суми:
— Мира, у тебя все в порядке?
— С чего вдруг ты интересуешься?
— В последнее время ты выглядишь уставшей, часто во время занятий кладешь голову на стол и не разговариваешь с другими ребятами даже после уроков во время самостоятельных занятий.
Суми была старостой класса, в ее обязанности входило составлять списки школьников, которые болтают во время уроков и не занимаются в дополнительное время. Она с улыбкой смотрела на мать, а та не могла понять, с чем связана эта улыбка — с тем, что Мира не относится к нарушителям и на нее не надо жаловаться, или, наоборот, Суми очень сожалеет об этом?
— У меня все в порядке.
Мать отвела глаза, но Суми склонилась к матери, опять поймала ее взгляд и приветливо спросила:
— Неужели? Выкладывай, что с тобой!
Мать глубоко засунула руки в карманы жакета и откинулась на спинку стула:
— Что я должна тебе сказать?
— У тебя плохо получается притворяться. Ты от меня ничего не скроешь.
— Что ты выдумываешь?
— Мне обидно, я от тебя никогда ничего не скрываю и делюсь всеми своими проблемами!
Мать усмехнулась:
— Да, конечно. Помню, недавно ты жаловалась, что сейчас только третья по успеваемости в классе, хотя до этого была первой. Это очень важный секрет, спасибо, дорогая, что поделилась.
Хан Суми, обидевшись, закусила нижнюю губу:
— Разве ты не понимаешь, какое горькое чувство испытывает человек, который стал только третьим?
Мать мягко и вкрадчиво, явно собираясь сказать какую-то гадость, произнесла:
— Суми...
— Да?
— Пошла ты!
Хотя мама была так груба со своей подругой, они были действительно лучшими подругами, как в китайском изречении, которое повесил отец. Они учились вместе с начальной школы, делились завтраками, которые давали им родители, и вместе ходили в кафе знакомиться с мальчиками. Мать очень хотела рассказать Хан Суми о своем первом сексуальном опыте. Но ее все время что-то останавливало. Мама сидела за последней партой в классе, по привычке болтала ногами и видела весь класс целиком. Перед ней были склоненные над учебниками затылки. В голове вертелась мысль: «Что будет, если они узнают, что я переспала с парнем?»
Чувства гордости и вины смешивались и образовывали странные цветные узоры, как капли бензина в луже. С одной стороны, она потеряла что-то важное, с другой — гордилась собой. Ей казалось, что теперь она живет в другом мире, где нет ее одноклассников, и это было очень непривычно. Несколько дней спустя они с Суми стояли возле мусороперерабатывающего завода, ей очень хотелось открыться подруге, более того, она считала, что обязана это сделать. Но как только мама с большим трудом произнесла имя моего отца, из глаз Суми вдруг хлынули слезы: «Ты видела лист оценок? Мне так тяжело! Мне жить не хочется!» — и мать вынуждена была промолчать о своем секрете, так как понимала страдания своей подруги. Некоторое время назад, когда в городке появилась большая строительная компания, приехали сотрудники высокого звена, привезли свои семьи, их дети, до этого учившиеся в хороших городских школах, стали учиться в школах нашего городишки, соответственно, картина успеваемости в школах изменилась. Директора школ и учителя, конечно, были рады такой перемене, повысился средний уровень успеваемости, но старые ученики, которые раньше были первыми, стали третьими, те, которые занимали десятое место, оказались на пятнадцатом. Тем ребятам, которые учились хуже всех, тоже было обидно — одно дело быть худшим среди сорока пяти, и совсем другое — худшим из пятидесяти. Чувство собственного достоинства Хан Суми, которая всегда была первой, было уязвлено. Трагедия, с которой сталкиваются деревенские вундеркинды, переехавшие в большие города, часто отображается в телесериалах. Но Суми никуда не переезжала, и вдруг с ней случилось такое. Понятно, что она была расстроена. Она не уехала в большой город, город сам пришел к ней. Мать переживала за подругу. Она всегда гордилась тем, что Суми первая. Подруга стала заниматься еще упорнее. Но, как ни странно, сколько бы она ни сидела над учебниками, баллы поднимались, но рейтинг оставался прежним. Все так и тянулось до тех пор, пока мама с Суми вместе не поступили в старшую гуманитарную женскую школу. На церемонии начала учебного года школьную декларацию читала лучшая ученица. Суми стояла опустив голову и переминалась с ноги на ногу. Их новый учитель даже сделал ей замечание за то, что она не может постоять спокойно. Родители учеников перешептывались, что впервые за всю сорокалетнюю историю школы декларацию читает ученица, переехавшая из другого города.
— Мира!
— Что?
— Если ты не хочешь мне рассказывать...
— Не хочу.
— Не надо, не рассказывай. Но я подскажу хороший способ, которым пользуюсь сама, когда у меня проблемы.
Мать скорчила страшную рожу:
— Только попробуй мне посоветовать не опускать руки и делать все возможное, я тебя тогда убью!
— Перестань! Насчет «делать все возможное» я знаю лучше всех и понимаю, что не пример для подражания.
— Ты ведь все равно будешь усердно заниматься, да? — смягчившись, спросила мама.
Суми кивнула на девочку из их класса, занимающуюся в спортивной секции по стрельбе.
— Думаешь, она курит потому, что это полезно для здоровья?
Мама от удивления захлопала ресницами и невольно кивнула.
— Короче, когда у меня возникает действительно сложная проблема, я беру лист бумаги и черчу на нем линию, делящую его пополам. С одной стороны я записываю положительное в сложившейся ситуации, с другой — отрицательное. И тогда, как ни странно, бывает, что мне удается увидеть выход. Попробуй сделать так же.
Среди белого дня отец валялся на полу в комнате и пялился в потолок. К потолку была приклеена пожелтевшая карта мира. Когда-то ее наклеил туда его отец, когда мальчик только пошел в школу. После встречи в кафе отец так и не решил, что делать. Либо Мира должна сделать аборт, либо рожать. Оба варианта пугали его. Он не знал, какое решение будет правильным. Он даже не мог представить, что ждет в жизни его и его будущего ребенка, только смутно чувствовал, что впереди огромная ответственность. Если честно, он хотел бы, чтобы мать все решила сама. Тогда он смог бы сказать: «Я думаю точно так же», — обнять ее и избавиться от упреков, которые должен будет выслушивать на протяжении всей своей жизни. В общем, главное — нужно решить проблему с деньгами. Независимо от того, избавиться от ребенка или оставить его, деньги будут нужны. Но где их взять? Разносить газеты или работать в доставке в ресторане? Но чем бы он ни занимался, как бы ни работал, маловероятно, что ему заплатят вперед, а деньги нужны сейчас. К тому же для того, чтобы работать в ресторане в доставке, нужны права на вождение мотоцикла, а их у отца не было. Может быть, занять у кого-нибудь? Но ни у кого из его знакомых не было столько денег. Правда, есть в его классе мальчишка, у которого даже трусы «Кельвин Кляйн», но известно, что он очень скуп. Тоска! Никто ему не поможет. Он очень жалел о случившемся: «Ну почему я был так неосторожен! Почему просто не перетерпел!» От мысли, что рано или поздно обо всем узнают окружающие и разразится скандал, ему стало совсем плохо. Может быть, он не настолько хороший человек, как казалось ему раньше?
Отец растерянно смотрел в потолок, на сморщившуюся от влаги карту. Пять океанов, шесть континентов, шесть миллиардов землян... В голове вертелась ненужная информация и когда-то зазубренные цифры. Отец представил себе, откуда взялись все эти люди, живущие на Земле. Любовь, свидания, секс... Он почувствовал возбуждение и заплакал. Почему он вдруг возбудился, когда повода к этому не было? Он даже подумал, что может стать рабом своего полового влечения. В то же время он думал: «Может быть, сейчас, когда мне так плохо, самое время заняться этим?»
В то же самое время мама лежала на полу у себя дома, перед ней была раскрытая тетрадь, на первой странице которой она решительно прочертила вертикальную линию. Слева она собиралась написать отрицательные моменты сложившегося положения, справа — положительные. Мама начала слева:
1. Родители не обрадуются.
2. Из школы выгонят.
3. Соседи начнут сплетничать и осуждать.
4. Нет денег.
5. Нет возможности заработать.
6. Фигура изменится и расплывется.
7. Есть вероятность, что беременность будет проходить тяжело и окончится несчастьем.
8. Несколько последующих лет предстоит заниматься только ребенком.
9. Неизвестно, что обо всем этом думает Дэсу.
10. Ребенок может помешать и Дэсу.
11. Неизвестно, как сложится наша совместная с Дэсу жизнь, мы можем быть несчастны друг с другом.
12. После родов я могу растолстеть, тогда Дэсу будет мне изменять.
Список становился все длиннее и длиннее. Все записи были в столбце слева. Мать уже четко представляла себе, какая у них будет семья: муж-алкоголик, непослушный сын-оболтус и она, с вечно заплаканными глазами. Все было ясно, решение пришло. Но мать, отложив окончательное решение, спокойно стала заполнять правую сторону таблицы. Обязательно должно быть что-то положительное. Во всяком случае она очень надеялась на это.
1.
2.
Мать растерялась. Как ни трудны роды, люди ведь размножаются, не может быть, чтобы в этом не было положительной стороны. Конечно, мама знала, что родить ребенка — великое дело. Об этом говорили в учебных программах на телевидении, на уроках этики и полового воспитания в школе. «Жизнь — чудо». «Каждый человек должен уметь отвечать за свои поступки». Но маме казалось нечестным писать это, ведь этой таблицей она никому постороннему ничего не пыталась доказать, только себе, и должна писать только то, в чем до конца уверена сама. То, что она точно знает и во что верит, если даже все человечество будет уверено в том, что кто-то когда-то за них написал. Маме стало страшно от того, что разница между правой и левой частями таблицы так велика. Больше всего ее смущало то, что было написано под номерами 1, 3, 5 и 12. Но по-настоящему она боялась другого. Она боялась растущего в своем сердце чувства любви к будущему ребенку и не знала, куда отнести это растущее чувство, к левой или правой части таблицы. Похожую таблицу она решила составить и для Дэсу. Но это закончилось гораздо быстрее, чем она ожидала. Вот что у нее получилось:
Достоинства: 1. Добрый.
Недостатки: 1. Слишком добрый.
Она долго и пристально всматривалась в практически пустой лист и не знала, как к этому отнестись.
Не знаю, кто из родителей больше желал моего рождения. Но уверен, что не оно сыграло решающую роль. Ведь иногда бывает так, что мы долго и мучительно ищем ответ на какой-то вопрос и находим его в совершенно неожиданном месте. Жизнь ставит задачу, а решение приходит часто внезапно.
Через несколько дней отец с матерью отправились к доктору в местность, где их никто не знал. Они побродили по улицам незнакомого города, а затем отправились в гинекологическую клинику, где было немноголюдно.
— У вас альбуминурия.
— Что это?
— Высокое содержание белка в моче. У вас бывает повышенное давление?
— Не знаю. У моего отца высокое давление.
Мама внимательно слушала врача, держась скромно и почтительно, что было для нее несвойственно. Доктор сказал, что это может быть опасно, если не предпринять нужные меры. Если состояние ухудшится, то это может угрожать жизни будущей мамы и ее ребенка. Отец испуганно, с таким лицом, будто он вот-вот заплачет, бросился расспрашивать:
— Доктор, скажите, что нужно делать?
Мама ждала ответа, кусая губы. Врач оценивающим взглядом окинул супругов-подростков, одетых небогато и заметно нервничающих. Немного подумал и сухо ответил:
— Есть выход.
— Какой? — перебила мать.
Доктор еще раз взглянул на лица очень молодых супругов:
— Скажите, пожалуйста, какой? — настойчиво требовал отец.
— Значит, лучшее решение...
— Да? — одновременно спросили мать и отец.
— Я имею в виду, что сейчас самым лучшим решением будет...
Доктор еще раз взглянул на карточку с результатами исследований:
— Родить.
Но и после этого мать долго не могла принять решение. По нескольку раз за день она решалась то на одно, то на другое. Время шло... А в теплом теле матери, в темноте и влаге рос я. И все время слышал непрерывный стук. Я слышал это не ушами, а всем своим маленьким тельцем. Как солдат, принимающий сигналы азбуки Морзе в крепком блиндаже.
Тутук-тутук... Тутук-тутук... Тутук-тутук...
Иногда звуки были громкими и тяжелыми, напоминающими шаги какого-то огромного существа или звук барабана. И каждый раз в эти моменты я вздрагивал, как напуганный приближающимся землетрясением олененок. Или радовался, готовый пуститься в пляс. Иногда удары сердца мамы смешивались с моими, и это было похоже на музыку.
Тук-татак... Тук-татак... Тук-так...
Тук — стучало сердце матери, татак — отзывалось мое. Первый звук был мощным и громким, второй — слабым и тихим. Нас с мамой связывала длинная пуповина и эти звуки. Сердце мамы висело над моей головой, как полная луна, а вокруг меня, как зеленая крона большого дерева, росли частицы памяти. Такты музыки и частицы памяти посылали важные сигналы всему моему телу и разлетались, как агитационные листовки. Мне нравилось это, я шел за их призывами, как верный солдат. Клетки, получившие сигналы, немедленно начинали работать. Печень становилась больше, почки росли, крепли кости. И я рос. Часто у нас с мамой были общие сны, в которых мы с ней болтали о разных не связанных между собой вещах.
— Мамочка...
— Да?
— Мамуля...
— Что, мой хороший?
— У меня все время стучит сердце. Иногда оно бьется так сильно, что мне больно. Я задыхаюсь и мне кажется, что вот-вот умру. Не могу с этим справиться.
— Мой маленький!
— Мама.
— У меня тоже так. Сердце все время стучит. Иногда мне больно, и я не могу с этим справиться.
К этому времени мать стала носить бандаж для беременных. Она все еще не решила, оставлять ли ребенка. Ребенок становился больше, и бандаж все больше сдавливал живот. Мама часто задыхалась. Иногда у нее так перехватывало дыхание, что мне невозможно было успеть за биением ее сердца. Мать делала вид, что ничего не происходит, и продолжала с высокомерным видом ходить в школу. Но однажды, когда форменная юбка не застегнулась, мама обняла свой школьный портфель, опустилась на пол и заплакала.
Слухи распространились мгновенно. После того как мой отец сообщил своему отцу о случившемся, тот напился среди бела дня и отхлестал отца по щекам. Несмотря на это, мой отец не выразил никакого сожаления и раскаяния. Ситуация в семье мамы была не лучше. Дед так матерился, что это невозможно повторить нормальному человеку. На лице деда читались и гнев, и разочарование, и тревога за судьбу дочери. Из родных за мать никто не вступился. И бабушка, и дядьки, братья матери, осуждали девочку и даже не смотрели в ее сторону. Дед в бешенстве схватил веник с деревянной ручкой и даже замахнулся, но ударить не решился, руки его дрожали. Он увидел, как его дочь, скорчившаяся на полу, руками прикрыла свой живот. В его сердце проснулась жалость.
Они стали жить вместе весной следующего года. Выбор был сложным, но после принятия решения все пошло спокойней. Отец, все еще растерянный из-за перемен в жизни, привыкал к дому родителей жены. Мать, словно решив взять реванш за страдания, вовсю пользовалась привилегиями беременной. Она наслаждалась рассматриванием фотографий красивых знаменитостей и бездельничала. «Мой маленький, посмотри на него, его зовут Усон. Правда, хорош?» «А эту красотку зовут Хисон, давай-ка рассмотрим ее поподробнее...» У мамы, в отличие от отца, в любимых было другое изречение: «Красота спасет мир!», и вот таким странным образом она старалась приобщить своего будущего ребенка ко всему красивому. Мать активно заботилась о будущем ребенке. Она ела все только полезное, старалась думать только о хорошем, наслаждалась красивыми пейзажами. Никаких угрызений совести и стыда за свою случайную беременность в несовершеннолетнем возрасте она не испытывала. Мама считала, что в ее положении нужно вести себя свободно и уверенно, чтобы никому даже в голову не пришло обидеть или унизить ее. Она как бы говорила всем: «Это мы еще посмотрим, у кого жизнь в дальнейшем сложится счастливей!» Как будто ни мгновения не сомневалась в том, что их будущий ребенок непременно принесет им то самое счастье. Мама всегда любила все красивое. Она ела только самые отборные фрукты, покупала для будущего ребенка самые красивые вещи, даже одежду для себя, беременной, она покупала самую качественную. Но книгу по внутриутробному развитию она сразу отбросила, мол, нечего мне и моему ребенку раньше времени забивать голову проблемами.
Иногда они тихонько, чтобы их не было слышно в соседней комнате, шептались:
— Дэсу, ты спишь?
— Нет. А что?
— Как тебе твоя работа? Тяжело зарабатывать на семью?
— Да, очень устаю.
— Ты не хочешь повидаться со своими родителями?
— Не очень. Я ведь давно уже жил в общежитии. Это было еще дальше от родительского дома, чем сейчас.
— Давай побыстрее накопим денег и уйдем от родителей.
— Хорошо бы.
— Пока наши ровесники учатся в школе, мы будем ухаживать за нашим ребенком. Зато он начнет заботиться о нас, когда мы будем еще совсем молодые, вот тогда мы и отдохнем, и нагуляемся.
— Супер!
— Дэсу, ты спишь?
— Нет.
— Каким ты представляешь нашего ребенка?
— Хм... Хочу мальчика.
— Я не об этом. Какой характер у него будет? И кем он станет в будущем?
Отец задумался. Дело в том, что он сам еще был ребенком и не знал, кем в будущем будет он сам, и не был уверен, что вообще может хоть на что-то надеяться. Поэтому он ответил так, как ответил бы, если бы кто-то спросил о будущем его самого:
— Знаешь... Я хочу, чтобы у нашего малыша была цель в жизни. А чего хочешь ты?
Прекрасные глаза мамы наполнились нежностью:
— Я хочу, чтобы его все любили.
Отец усмехнулся и с сомнением сказал:
— Что ты говоришь? Это ведь почти невозможно.
Но мать, не сдаваясь, ответила:
— Почему? Я считаю, что ребенку это легко сделать. И мы ему поможем.
Папа повернулся к матери, которую все еще воспринимал не как жену, а как подружку:
— Думаешь, мы ему понравимся?
Мама взяла отца за руку:
— Хотелось бы.
— Мы сможем сделать для него все, что он захочет?
— Не знаю...
И они долго лежали с открытыми глазами, вглядываясь в темноту. За окном тяжело дышали темные спящие деревья, как длинные волосы на ветру, стелились стебли каких-то растений и охраняли покой горы.
За оштукатуренной стеной, оклеенной дешевыми обоями, слабо слышался храп соседа. Через некоторое время отец первым нарушил тишину:
— Знаешь, о чем я подумал?
— О чем?
— Пусть у нашего ребенка не будет никаких особых талантов...
— Что ты хочешь сказать?
— Главное, пусть он будет здоров.
Мама ответила с непонятной печалью в голосе:
— Ты прав. Этого будет достаточно.