2 рассказа из сборника «Рассказы на ладони»
Сортирный Будда
Давным-давно, Арасияма, Киото, весна...
Дамы из знатных домов, их дочери, гейши из веселых кварталов и проститутки прибыли полюбоваться пышным цветением сакуры.
«Прошу прощения, но не могли бы мы воспользоваться вашей уборной?» — с поклоном спросили зардевшиеся женщины возле обшарпанного деревенского дома. Они зашли внутрь и — о ужас! — обнаружили это, занавешенное старыми циновками. При каждом порыве весеннего ветерка циновки колебались, отчего по коже столичных дам пробегал холодок. Слышался детский плач.
Видя то неудобство, которое испытывают столичные штучки, крестьянин построил небольшую уборную и повесил вывеску с надписью тушью: «Платный туалет. Вход — три монеты». Во время цветения сакуры эта уборная пользовалась невероятным успехом, и хозяин сколотил приличное состояние.
Один деревенский завистник сказал своей жене так: «Хатихэй разбогател на своей уборной. Этой весной я тоже отгрохаю уборную и переплюну его». Жена отвечала: «Твой план никуда не годится. Ты, конечно, можешь открыть новое заведение, но преимущество соседа в том, что у него есть старая клиентура. А потому мы станем только еще беднее».
— Нет, это ты неправа. Ведь наша уборная — это не то, что его грязный сортир. Ты же знаешь, что у них там в столице все с ума сходят от чайной церемонии. Вот я возведу уборную в архитектурном стиле чайного павильона. Столбы закажем не в Ёсино — они слишком дрянные, а в Китаяма. Гвоздочки — фигурные, к потолку чайник на цепке подвесим. Здорово придумано, а? Окошки понизу пустим, половые досточки — струганые. Дерево на стены из Сацума завезем, «очко» — с инкрустацией сделаем. Дверь — из кипариса, крыша — из кедровой дранки, ступенечки — гранит из Курама. Вокруг — забор из бамбука, около умывальника — сосну посажу. И тогда и Сэнкэ, и Энсю, и и Ураку, и Хаями — всех чайных мастеров переплюнем.
Жена слушала с тягостным видом. Потом спросила: «А сколько за вход брать будем?»
Крестьянин расстарался и ко времени цветения сакуры воздвиг свой дворец. Одного монаха он попросил начертать на вывеске образцовым почерком: «Платный туалет. Вход — восемь монет».
Но даже столичные дамы не решались за эти деньги посетить уборную, хотя и говорили, что она изумительна.
Жена от злости застучала кулаками по полу: «Что я тебе говорила? Ты сюда вбухал все наши деньги! Как теперь жить будем?»
— Ты только не кипятись! Завтра я все устрою как надо — они у меня муравьями в очередь встанут! Ты тоже поднимайся пораньше, собери мне в дорогу поесть. А когда я в свое паломничество отправлюсь, людей набежит, как на ярмарку.
Хозяин был доволен своей придумкой. Следующим утром он поднялся позже обычного — около восьми. Повесил на шею коробочку с едой, грустно посмотрел на жену. «Послушай, дорогая, ты всю жизнь мне талдычила, что я круглый идиот и планы у меня дурацкие. Сегодня я тебе покажу — я уйду, а от клиентов отбоя не будет. Когда яма заполнится, повесь табличку, чтобы подождали, а сама скажи соседушке Дзирохэю, чтобы вычерпал».
Жена была несказанно удивлена. Куда это он уйдет? В город, что ли? Будет там по улицам ходить и вопить: «Платный туалет! Посетите мой туалет!»?
Пока она так размышляла, пришла девица и, бросив восемь монет в ящик для денег, прошла в уборную. А потом народ повалил валом, так что жена только глаза на деньги таращила. Вскоре ей пришлось закрыть уборную и вызвать на подмогу соседа. За день она получила восемьсот монет, а соседа ей пришлось призывать аж пять раз.
«Ну и дела! В первый раз по задуманному вышло. У меня не муж, а Будда чудотворный!»
Обрадованная женщина купила сакэ и стала дожидаться мужа. И тут — о несчастье! — на носилках доставили его бездыханное тело.
«Его нашли в платном туалете Хатихэя. Он умер от подагры».
Оказалось, что покойник отправился утром со своими тремя монетами прямиком в соседское заведение и закрылся там. Когда кто-то подходил к двери, он начинал покашливать. За целый день такого покашливания он совершенно охрип, а на закате не смог разогнуться.
Прознавшие про случившиеся столичные жители переговаривались:
— Как жаль, что жизнь столь изысканного человека прервалась так рано!
— Такого мастера по части чайных чудес больше не сыщешь!
— О таком красивом самоубийстве в Японии еще не слыхали!
— Он достиг просветления в сортире!
И не было никого, кто бы не присоединился к гимнам в его честь.
Перевод А.Н. Мещерякова
СТРАШНАЯ ЛЮБОВЬ
Он страстно любил свою жену и думал, что смерть ее в расцвете лет — это наказание, ниспосланное ему небом за чрезмерную страсть к одной-единственной женщине. Он был уверен, что умерла она из-за его безумной любви — это была единственная причина смерти, ничего другого просто не приходило в голову.
С тех пор, как умерла жена, он стал сторониться женщин и отказался даже от женской прислуги — стряпали и убирали в доме мужчины. Нельзя сказать, что все женщины стали ему ненавистны, нет: просто они напоминали ему покойную жену. Ведь любая женщина, стоя у плиты, так же пахнет жареной рыбой, как когда-то пахло и от его жены. Да, смерть ее — это тяжелое наказание за чрезмерную любовь, — окончательно уверившись в этом, он примирился и с тем, что остаток своей жизни должен будет прожить в одиночестве.
Но одна женщина все-таки жила в его доме, и с этим ничего нельзя было поделать. Никто в целом свете не был так похож на его покойную жену, как она.
Его дочери недавно исполнилось пятнадцать лет, она только что начала посещать женскую школу.
Однажды глубокой ночью он увидел, как в ее комнате зажегся свет. Он чуть-чуть раздвинул створки перегородки и заглянул к ней. Сидя на полу, скрестив ноги и опустив голову, девушка что-то резала маленькими ножницами. На следующее утро, как только дочь ушла в школу, он отыскал эти ножницы и вздрогнул от холода, прикоснувшись к острым лезвиям.
На следующую ночь в ее комнате снова зажегся свет, и он опять приник глазами к щели в раздвижной перегородке. Дочь сгребла с пола белое покрывало, взяла сверток и вышла из комнаты. Послышался звук воды из крана. Через некоторое время она внесла жаровню, раздула тлеющие угли и накрыла их покрывалом. С отрешенным видом села на пол, опустила голову и заплакала. Наплакавшись, утерла слезы и, всхлипывая, стала стричь ногти — тут же, на покрывале. Потом, когда дочь сворачивала и убирала его, обрезки ногтей, наверное, упали в жаровню — его чуть не вырвало от запаха паленой роговицы.
Ему приснился сон: покойная жена рассказала дочери о его ночном шпионстве.
Дочь перестала смотреть ему в глаза. Он понял, что не любит ее. Когда-нибудь из-за любви к этой девушке другой мужчина будет терпеть такие же муки, примет ту же кару — он содрогался при одной мысли об этом.
Наконец, однажды ночью дочь нацелила нож на его горло. Он знал, что это рано или поздно случится, и примирился с мыслью, что и это — наказание за чрезмерную, невыносимую любовь к жене. Поэтому он тихо закрыл глаза. Уже твердо зная, что дочь убьет врага своей матери, он спокойно ждал прикосновения холодного лезвия.
Перевод С.В. Смолякова
