«Любовные похождения одинокого мужчины», Ихара Сайкаку
СВИТОК Ⅲ
Ⅲ–1. Задаток за любовь.
Хлопотно жить в миру: облачиться в шаровары хакама и накидку катагину и то нелегко. А еще принято каждое утро делать прическу — с этим тоже маята, вот и решил один человек отойти от мирских дел, переодеться в просторный халат дзютоку. Прежде был достойный муж, достиг вершин, а теперь стал зваться Ракуами и всецело посвятил себя удовольствиям, поселившись в Сибанодза, что в Явата. В восточной части усадьбы он устроил хранилище для трехсот тысяч рё золота монетами кобан, а в западной части сделал покои из чистого серебра. Раздвижные двери в доме расписал альковными картинками, а из Киото привёз множество красоток, которые без всякого стыда нагими демонстрировали борьбу сумо. Их для этого заставляли надевать лишь шелковые набедренные повязки, и белая плоть видна была до самых тех мест, что черны — вот оно, непотребство!
Родом этот человек был из Обама, что в Вакаса. В северных провинциях он повидал дев веселья по всему побережью, где только пристают корабли, да и обитательниц кварталов любви в Цуруга тоже не пропустил ни одной, а теперь вот поселился в окрестностях старой столицы.
Изгнанный из родного дома, Ёноскэ катился словно волна, которой некуда прибиться. Но ведь и у волн есть голос! Он стал бродячим певцом, и теперь его носило по реке Ёдо: Катано, Хираката, Кудзуха… Кров он обрёл на постоялом дворе в Хасимото. Тут был и дрессировщик с обезьянкой из провинции Ямато, и кукольник из Нисиномия, и исполнитель буддийских песнопений — все они лисы из одной норы, разве что людей дурачат по-разному. Но в такие места стекаются и торгующие собой отроки, и монахини-распутницы, поэтому всё, что наживали обитатели ночлежки днем — вечером уплывало без остатка. Ёноскэ ушёл оттуда с одним лишь старым веером и соломенной шляпой.
Надвинув шляпу поглубже, Ёноскэ переправился через реку Ходзёгава и забрёл в городок под названием Токива. Там была бамбуковая рощица, и в глубине её он приметил мелькнувшие фигуры отроков, которых обыкновенно содержат у себя монахи. «Что здесь такое?» — спросил он у местных жителей, и ему поведали, что это место, где развлекаются богатеи. Пожалуй, здесь пьесы театра Но показались бы скучны, и Ёноскэ пропел один куплет на манер Росай: «Себя забыв, лишь внемлю гласу…» Не жалея горла, он от самой садовой калитки исторгал звуки, достойные Тюбэя. Один человек с чутким ухом заметил: «Кажется что-то необычное, взгляну…» — и действительно, у певца оказалось лицо без малейшего изъяна, в нем можно было бы заподозрить дитя любви какого-нибудь аристократа. «Промотался, родители выгнали, до нынешнего состояния дошёл из-за собственных страстей». — Такое постыдное для Ёноскэ заключение вынес этот человек. Кто живёт поблизости от столицы — у того глаз наметан!
Тем временем в усадьбе как раз началось состязание по стрельбе из ивового лука12, но все участники били в пределах алого круга. Ёноскэ, одолжив лук у одного господина, даже с чужим снаряжением не потратил зря ни одной стрелы, к тому же разок угодил в след своей предыдущей цели. Тут гости оживились и стали упрашивать его стрелять снова и снова. А один достойный человек приготовился сыграть на кото, да только плектра не оказалось — вот уж было ему досадно! Но Ёноскэ достал из-за пазухи своего потрепанного платья плектр с фамильным гербом «цветок гвоздики», завернутый в бледно-лиловый шёлк: «Если на ваши пальцы придется в пору, то прошу…». Всем подумалось: воистину, жемчужина сияет и в грязи!
Хозяин усадьбы переменил к нему отношение:
— Соизвольте задержаться здесь на некоторое время, — настаивал он, — завтра я отправляюсь в Киото выбирать для себя женщину, вы пойдете со мной.
На это Ёноскэ ответил:
— По правде говоря, о таких вещах я некоторое представление имею. В Киото ведь вода очень чиста, и девочек сызмальства для свежести лица обдают водяным паром, ну и спать велят с железными кольцами на руках, а на ногах — кожаные носки таби. Волосы им расчесывают с соком калины, тело моют и скребут, не жалея отрубей, кормят только дважды, утром и вечером, обучают женским манерам, никогда не позволяют носить грубый хлопок на голое тело — так вот и взращивают. Они не от природы cтоль привлекательны — редко ведь встретишь женщину, пригодную в наложницы. Нынче женщина должна быть с округлым лицом цвета вишневых лепестков, а уж прочее — на ваш вкус…
Они отправились на улицу Гокомати к посреднику Осити и сказали, что имеют поручение от некоего князя из Западных провинций:
— Требуется женщина от двадцати до двадцати четырех, от силы — до двадцати пяти лет. Будем выбирать, сравнивая с образами на картинах, представляющих красавиц.
Старуха, жена Осити, подняла переполох, и в тот же день явились семьдесят три женщины, некоторые даже в паланкине, со служанкой, с наперсницей… Все тщательно и замысловато наряжены — сущая «битва цветов», как бывало в Китае! Выбрали О-Сацу из золотошвейной мастерской, что на улице Янаги но Бамба. А для Ёноскэ взяли О-Ёси из магазина плетеных шляп с улицы Ситидзё — сто пятьдесят рё уплатили в задаток, чтобы у него была женщина не хуже. Посреднику дали вдоволь денег сверх причитающейся ему десятины, да и сами возвращались из столицы в праздничном настроении. Чего только не случается в Киото, столица есть столица!
Ⅲ-2. Продавец рыбы из моря, что в рукаве
Посмотреть на храмовый праздник Хи-но то16 один человек приехал даже из Кокура, а вот Ёноскэ не прельщался более цветами здешних мест. Человек этот предложил вместе поехать на его родину, и Ёноскэ согласился — пустился, так сказать, по воле волн. По волнам реки Ёдо добрались до Удоно — здешний тростник так похож на кисти для письма! Кисти своей доверил Ёноскэ всё, что навеяла дорога — пока плыли, записывал. По левую сторону река Амано, там тоже сдвигают изголовья — лодочники и их тайные подруги, а место зовется Исосима. По правую сторону — память о деве Кими, для которой Сайгё сложил песню: «Тем временным приютом дорожишь…». Скрытая за ивами и деревьями эноки, здесь до сих пор осталась заброшенная хижина из травы. А если дальше плыть вдоль того же берега, будет деревня Мисимаэ, где некогда жили певички. И в конце пути — городок Кандзаки, это здесь являлись перед людьми девицы Сиродо и Сиромэ, а нам сладки воспоминания о былых днях, которых мы не видели.
Волны меж тем становились все выше. На границе речного и морского течений путники пересели в быструю лодку, да и ветер, им на радость, был попутный. Пристали в гавани Томо в краю Бинго. Знаменитых в здешнем веселом квартале женщин, которых зовут Караё, Ясима и Ханагава, не успели даже рассмотреть, сразу спать легли — ни положенных в таких случаях любовных бесед, ни общих сновидений… Разбудил окрик смотрящего за погодой, шорох разворачиваемого паруса, голоса виноторговцев — свидание вышло наспех. Вечером встретились, а на заре уже надо печалиться о расставании, так и лица не упомнишь. «Ну, коли суждено еще свидеться…» — а корабельный трап давно поднят, руль выправлен налево, и вот уже мигом отошли на два или три ри… Тут Ёноскэ вспоминает, что забыл свой конверт с бумажными салфетками, и очень огорчается. Его спрашивают о причине, а он объясняет: «Женщина по имени Ханагава написала мне любовную клятву с оттиском окровавленного пальца, нарочно кровь выдавила!» Все громко хохочут и колотят кулаками в борт лодки: «Даже впопыхах он сумел вскружить голову знаменитой красавице!»
Так они плыли и плыли, и наконец причалили в Кокура. Вот какой утренний вид им открылся: в бумажных платьях с узором «пятнышки оленёнка», с подоткнутыми подолами, так что выглядывал красный испод, с завязанными спереди поясами из той же материи, с лежащими сзади свободным узлом волосами, подхваченными толстым бумажным шнуром, по мосту одна за одной шли женщины. Все они несли на голове невысокие деревянные кадки, которые придерживали руками, выпростанными из засученных рукавов, конечно же намокших. В кадках грудой лежали моллюски сакурагаи, рыба-меч и рыба итоёри, макрель и камбала — все вперемешку с водорослями. Ёноскэ спросил, кто эти женщины, и ему объяснили: «Это торговки рыбой, они приходят из Дайри и Кодзима, здесь их зовут тата». Ну да, в краю Исэ их называют яя — Ёноскэ показалось интересным то, что в каждой местности своё название, и он продолжил расспросы. Оказалось, что эти женщины, если только купить у них рыбу, тут же скинут соломенные сандалии и пойдут в дальние покои вашего дома. Порой доходит дело и до нижних юбок, продутых морским ветерком и пахнущих прибоем…
Однажды Ёноскэ и его спутник, оттолкнувшись от берега покрепче, чтобы лёгкая лодочка полетела по волнам, отправились в Симоносэки поглазеть на квартал Инари. Они заметили, что здешние женщины держат себя так же, как гетеры в Осака и Киото: манеры неторопливые, волосы свободно ниспадают по спине, и на большинстве из них надето верхнее платье утикакэ. Ну, а то, что говор у них не столичный — это даже интересно. В последнее время успехом пользуются Нинагава из заведения «Нагасакия», Мацутю из лавки чаеторговца и Фудзинами из табачной лавки — если с кем-то здесь иметь дело, так с этими тремя. Других таких не встретишь даже среди таю, необыкновенные женщины. Ёноскэ тайком спросил и про цены, оказалось — тридцать восемь моммэ.
Поскольку старший спутник Ёноскэ выглядел как человек с широкими замашками, в гостинице для свиданий им предоставили самую просторную комнату. То хозяин, то хозяйка, по очереди заходили с приветливыми льстивыми речами: «Как мы можем услужить гостям из столицы, в нашей-то глуши! Ну, зато будете потом рассказывать…» Между тем явились женщины, пошли в ход бутылочки с сакэ. Здесь еще не забыли старый обычай пить всякий раз, как налито, да в ответ подносить — ох, и тяжко! Подносы с закусками тоже подавали один за одним, назойливо гремя — видно, так здесь понимают щедрое гостеприимство. Хочешь ты или не хочешь, а тебе то песни поют, то на сямисэне играют: шум стоит большой, и нет этому конца — конечно же пирушка всех очень утомляет. Женщины уже готовы и в постели услужить, да мужчина пьян, себя не помнит. О чем с ним говорить? Женщина тогда к его товарищу: не устроить ли нам свидание? Эти плутни в постельных делах повсюду одни и те же, а гость ни о чем не подозревает. Ну, дней за пять или семь Ёноскэ с каждой из этих женщин успел улучить тайное свидание — в такой-то суете! Понятное дело, что для этого ему пришлось изворачиваться, но со временем все открылось — тут женщины без сожаления его покинули, и ему пришлось вернуться в Киото не прощаясь.
Ⅲ-3. Платье пожалуйте непременно
Ох, уж это дорожное платье! Перед Ёноскэ лежал путь через незнакомые земли, и когда он миновал Накацу, потребовался ночлег. Однако пристать ему было некуда — пришлось дожидаться рассвета в придорожной кумирне. Он думал о том, чем встретит его новый день, и в это время с окраины села отчетливо донеслись звуки театрального барабанчика и громкий голос зазывалы: «Представление бродячих артистов! Фудзимура Иккаку!» Ёноскэ взглянул на доску с именами выступающих и заметил там музыканта Сёсити — этого он в Киото привечал, даже дарил накидку хаори. Этому Сёсити и доверился Ёноскэ, рассказал про свои обстоятельства. «В нашем переменчивом мире не стоит так отчаиваться, — ободрил его Сёсити, — вы ведь можете петь. Раз уж надо добывать пропитание, идите на сцену!» В поношенном сценическом наряде нагабакама, Ёноскэ неуверенной походкой, путаясь в длинных штанинах, выходил с песней странствий Синанодзё. В такт пению, как положено, тряс головой — и ведь все сходило удачно, на удивление!
Но одержимый страстью Ёноскэ, позабыв о нынешнем своем положении, соблазнил молоденького артиста, играющего женские роли, помешав таким образом любовным устремлениям других господ. Его прогнали и отсюда, но он невесть как продолжал влачить свои дни.
Нынче он решил наведаться на улочку Укиё, так как прослышал, что кое-кто здесь не забыл о нем. Цветочная лавка, лавка табачника, дальше носильщики паланкинов, а по соседству, с западной стороны, стоит еще домик: над дверью занавеска цвета хурмы, а чем торгуют не понять. Живёт там одна женщина, младшая сестра кормилицы Ёноскэ. Кормилица вот уже два или три года, как покинула сей бренный мир, но сестра ее встретила Ёноскэ ласково и старалась во всем угодить, мол, в память о прежнем. Когда стемнело, в этот маленький домишко забежала женщина: лицо набелено и нарумянено, нижнее кимоно шёлковое, красное с жёлтым, сверху крашенное травой индиго хлопчатое кимоно на вате, атласный полосатый пояс в четыре сложения завязан с левой стороны, к этому красный фартук и на ногах высокие гэта из павлонии, а на боку прицеплен пучок корней одуванчика и ветка мандаринового дерева в цветах. Женщина шёпотом спросила старуху:
— Я как-то оставляла здесь бирку на отданное в заклад кимоно с продольным узором — она под рукой у вас?
Ёноскэ сердцем почуял здесь что-то необычное и спросил, кто эта женщина.
— Вроде служанки, что-то по кухне, — был ответ.
Тут уж Ёноскэ возразил:
— Если так, то слишком хороша. Даже для ткачихи с её заработками о таком наряде лишь мечтать. А уж для здешней прислуги, которую нанимают на полгода, это что-то небывалое.
— Удивительно! Вы теперь всякие мелочи примечаете — не то, что прежде. Этих служанок зовут «листья лотоса», их нанимают в дом купцы-оптовики. Пригожих лицом женщин берут в служанки, чтобы они спали с клиентами, которые приезжают из восточных и западных провинций. Но они и сами крутят с мужчинами по разным маленьким гостиницам, для своих шалостей не разбирают день ли, ночь ли, и перед хозяином своим нисколько не стыдятся. Если понесут дитя, так без жалости скидывают. Одежду им покупают мужчины, а серебро, если заведется, они тут же тратят, на руках ничего не оставляют. Одежда, полученная к новому году, не доживает у них до весны и лета, они всё сбывают с рук, а деньги идут на гречневую лапшу и сакэ. Если соберутся втроем, хохочут так, что позабудут свернуть на мост Корайбаси, а на богомолье идут в капюшоне и в сандалиях на коже с перемычкой из витого шнура — только стук стоит! Уж если остановились на обочине переброситься словцом, так значит кому-то косточки перемывают: «Вчера заснула над письмом и не помнит, как среди ночи ее будили…», — или: «Гребешок черепаховый, и лак с золотой пылью наведён как полагается, такой станет в три моммэ и пять бу». Пожалуй, и любовь остынет от этой чепухи! Из храма женщина не домой идет, а в гостиницу на всю ночь — мужчину с деньгами заманит и клянчит у него подарки так, что не откажешь. Живут такие женщины беспечно, а в конце концов спутываются с грузчиком или корабельщиком и сразу дурнеют. Один ребятенок в охапку, второй за спиной, да еще тянет за руку старшего — в рисовую лавчонку, рядиться из-за каждого гроша. Жалкое житьё! И сама я в этом доме даю таким женщинам кров для свиданий. Скрывать ни к чему — ведь узнаете…
Она рассказала Ёноскэ всё без утайки, и сердце его потянулось к этим женщинам. Он опять пустился во все тяжкие. Чем же он кончит? Вот уже и двадцать третий год его жизни подходит к завершению....
Заказать книгу можно, перейдя по этой ссылке: Ихара Сайкаку «Любовные похождения одинокого мужчины»
